Из деревни Шалопаев был вывезен как Тургенев, не познавшим близости с женщиной мальчиком. Утратил привычку просыпаться до петухов. Родную речь позабыл. Итальянскими гомосексуалистами шитые вещи стал носить. Словом, пал. А спустя тридцать лет снова привезли в деревню, только в другую. Раньше привезти всё повода не было. То перестройка, то приватизация, то тюрьма, то ковид, то одни дурочки попадались.
Тесть говорит:
- Иди, покрась лоб у крыши.
Не пьет. К отсутствующим в медицинском справочнике Видаль химическим соединениям равнодушен. Травы Шалопаева интересуют только как часть творчества Есенина. Но вот пришел день и появились они. Тесть и его идеи культурной программы на ближайшие выходные. С приложением в виде банки синей краски. И кистью, которую нужно сначала отбить пяткой на бетонной плите, потом растолкать в солярке и уже после размять о забор. И, в конце концов, увидев на жестяном обжиме масонский знак «1989», поразмышлять о вечности.
Лет тридцать назад Шалопаев сообразил бы, что делать. А тут ничего умнее не придумал, как спросить, где лоб у крыши.
Оказалось: лоб крыши – это под коньком. Ситуация осложнилась. Информация, что помимо лба крыша имеет еще и коньки, Шалопаева насторожила. Он спросил, где, в таком случае, коньки. Чтобы было от чего оттолкнуться. Раз уж креативный тесть решил устроить квест.
Тесть попросил задать ему еще пару вопросов. Из любой области. Неважно. Например, когда в этом году пасха. Чтобы окончательно уже убедиться, что Шалопаев не увиливает от работы. Что он просто так неудачно сделан. Но потом смилостивился, зять всё-таки. И сообщил: Шалопаеву закрасить нужно то, что находится между ногами.
Шалопаев взял техническую паузу, чтобы закурить. И только после этого сообщил, что если бы тесть пошутил так под Красноярском, где волшебник Шалопаев три года бревна превращал в доски, лоб тестю точно бы покрасили. От коньков до макушки. Повежливее нужно с людьми, сказал Шалопаев.
Тесть приобнял Шалопаева как сына. И стал объяснять. Выдерживая тон, который используют при общении с лабрадорами. Мол, смотри, сынок. Вот стоят двое мужиков. И один из них произносит слово «ноги». В сущности, сказал тесть, ситуация патовая. Ни вашим, ни нашим. Но если оба они при этом смотрят на крышу, то только у того из них, кто в роддоме часто выскальзывал из рук, не возникнет мысль о том, что имеются в виду ноги стропильные. Потом задумался, закурил. И сказал:
- От мауэрлата до мауэрлата.
- Папа… - и Шалопаев вышел из объятий. И тоже подумал: тесть, всё-таки. - Или идите в дом, или покажите, где красить.
После этого тесть повел себя неадекватно. Произнес несколько слов, от которых только что отрекся Шалопаев. Сорвал картуз и бросился в гараж. Выбежал оттуда с удочкой. Стал её раздвигать, произнося те же самые слова, только в разной последовательности и в разных падежах. Получался крепко сбитый рассказ об опасных путешествиях, внутренних переживаниях и сомнительных удовольствиях. После того как удилище достигло необходимой длины, стал водить им по крыше.
Мужики на улице прекратили разговор и встревожились. Раньше сосед не подводил. Теперь стал ловить рыбу на крыше.
И вот стоит Шалопаев на лестнице. В одной руке банка, в другой кисть с печатью социалистического реализма. Лестница высотою пять метров, до конька от земли – семь. Шалопаев на верхней ступени. И думает о том, что если лестница хотя бы дрогнет, то станет он первым на Руси покойником, которого бабы обмоют ацетоном. Те же мысли тревожили, видимо, и космонавта Леонова, когда он держался за дверь и раздумывал – выходить, не выходить? А внизу прогуливается тесть и рассказывает, как дружно и быстро они с ним – планировали в три недели, а уложились в две – построят загон.
- Может, тебя куном повыше поднять? – донеслось снизу, и Шалопаев похолодел.
Оказалось – нет. Кун – это такая штука у трактора, чтобы грузы поднимать выше себя.
Тесть говорит:
- Иди, покрась лоб у крыши.
Не пьет. К отсутствующим в медицинском справочнике Видаль химическим соединениям равнодушен. Травы Шалопаева интересуют только как часть творчества Есенина. Но вот пришел день и появились они. Тесть и его идеи культурной программы на ближайшие выходные. С приложением в виде банки синей краски. И кистью, которую нужно сначала отбить пяткой на бетонной плите, потом растолкать в солярке и уже после размять о забор. И, в конце концов, увидев на жестяном обжиме масонский знак «1989», поразмышлять о вечности.
Лет тридцать назад Шалопаев сообразил бы, что делать. А тут ничего умнее не придумал, как спросить, где лоб у крыши.
Оказалось: лоб крыши – это под коньком. Ситуация осложнилась. Информация, что помимо лба крыша имеет еще и коньки, Шалопаева насторожила. Он спросил, где, в таком случае, коньки. Чтобы было от чего оттолкнуться. Раз уж креативный тесть решил устроить квест.
Тесть попросил задать ему еще пару вопросов. Из любой области. Неважно. Например, когда в этом году пасха. Чтобы окончательно уже убедиться, что Шалопаев не увиливает от работы. Что он просто так неудачно сделан. Но потом смилостивился, зять всё-таки. И сообщил: Шалопаеву закрасить нужно то, что находится между ногами.
Шалопаев взял техническую паузу, чтобы закурить. И только после этого сообщил, что если бы тесть пошутил так под Красноярском, где волшебник Шалопаев три года бревна превращал в доски, лоб тестю точно бы покрасили. От коньков до макушки. Повежливее нужно с людьми, сказал Шалопаев.
Тесть приобнял Шалопаева как сына. И стал объяснять. Выдерживая тон, который используют при общении с лабрадорами. Мол, смотри, сынок. Вот стоят двое мужиков. И один из них произносит слово «ноги». В сущности, сказал тесть, ситуация патовая. Ни вашим, ни нашим. Но если оба они при этом смотрят на крышу, то только у того из них, кто в роддоме часто выскальзывал из рук, не возникнет мысль о том, что имеются в виду ноги стропильные. Потом задумался, закурил. И сказал:
- От мауэрлата до мауэрлата.
- Папа… - и Шалопаев вышел из объятий. И тоже подумал: тесть, всё-таки. - Или идите в дом, или покажите, где красить.
После этого тесть повел себя неадекватно. Произнес несколько слов, от которых только что отрекся Шалопаев. Сорвал картуз и бросился в гараж. Выбежал оттуда с удочкой. Стал её раздвигать, произнося те же самые слова, только в разной последовательности и в разных падежах. Получался крепко сбитый рассказ об опасных путешествиях, внутренних переживаниях и сомнительных удовольствиях. После того как удилище достигло необходимой длины, стал водить им по крыше.
Мужики на улице прекратили разговор и встревожились. Раньше сосед не подводил. Теперь стал ловить рыбу на крыше.
И вот стоит Шалопаев на лестнице. В одной руке банка, в другой кисть с печатью социалистического реализма. Лестница высотою пять метров, до конька от земли – семь. Шалопаев на верхней ступени. И думает о том, что если лестница хотя бы дрогнет, то станет он первым на Руси покойником, которого бабы обмоют ацетоном. Те же мысли тревожили, видимо, и космонавта Леонова, когда он держался за дверь и раздумывал – выходить, не выходить? А внизу прогуливается тесть и рассказывает, как дружно и быстро они с ним – планировали в три недели, а уложились в две – построят загон.
- Может, тебя куном повыше поднять? – донеслось снизу, и Шалопаев похолодел.
Оказалось – нет. Кун – это такая штука у трактора, чтобы грузы поднимать выше себя.




