В зале слушания
– И что с того? Мы всегда набирали людей по личной рекомендации наших сотрудников, – заголосил Колов со своего места, когда Костромин закончил выступление. – Вы сами так постоянно делаете!
– Делаем, но я лично проверяю каждого кандидата. И алкоголиков вроде вашего Кораблева я бы ни за что не допустил, будь он хоть трижды декан МГУ или имел бы фамилию Эйнштейн. А раз ответственность лежит на ваших счетоводах, то пусть они и разбираются, почему у клиентов и техников линии судьбы, идущие параллельно, пересекаются. И еще… – тут лицо Костромина приняло зловещее выражение, – если верить источникам, этот ваш Кораблев как раз и делал расчет Матрасову.
– Что еще за источники? Шпионы внутри Бюро? Вы же все слышали?! Они следят за нами! За вами! Эти техники… Они совсем обнаглели. Всюду лезут в обход правил и не стесняются об этом заявлять! – Колов в очередной раз попытался привлечь на свою сторону коллег и истерил до тех пор, пока председатель не нажал на кнопку какого-то пульта и не отключил ему звук.
– Какие же все-таки полезные разработки у нашей лаборатории, – оценил старший судьбонос устройство для блокировки звука, то, как смешно открывается рот у Колова и как забавно он машет руками от негодования и распирающей его злобы. Затем он перевел взгляд на Костромина и жестом приказал объясниться, что тот незамедлительно и сделал.
– Кораблев этот – очень самовлюбленный тип. Он все свои расчеты подписывал собственным именем. Видимо, одержим страхом, что кто-то сопрет его незапатентованные формулы. Так что он сам себя сдал.
Услышав это, Колов громко шлепнул себя по лбу ладонью и рухнул на место. Ему снова включили звук.
– Яс-с-но. Секретарь, прошу инициировать проверку счетного ведомства, по итогу которой мы, скорее всего, назначим следующее слушание, куда пригласим господина Колова, – обратился председатель к писарю, а затем, глотнув воды, снова повернулся к Костромину с вопросом: – Что-то еще хотите добавить, прежде чем мы прервемся на обед?
– Я не хотел… – Костромин осекся и потупил взгляд. Он явно испытывал муки совести и меньше всего на свете мечтал произносить следующие слова, но все же переборол себя. – Я не хотел бы подставлять своих коллег и не привык ябедничать, но… Понимая, к чему все идет, хочу предупредить, что у меня тоже есть что рассказать о Бюро, его партнерах и их внутренних проблемах.
– Шантажист, – прошипел чей-то голос. – Крыса. Иуда.
Оскорбления звучали со всех сторон. Костромин узнал почти все голоса. Он терял друзей и авторитет на глазах, но быть козлом отпущения Павел не собирался. Они не спихнут все на него одного. Только не сегодня.
– Тишина в зале! – скомандовал председатель. – Иначе будете изучать язык глухонемых. У меня тут кнопки, способные обезгласить за раз целый регион. Если вам есть что сказать, Павел Рефрижераторович, то говорите, – в голос председателя вернулся металл. – Нечего кидаться пустыми угрозами, мы не в школьном коридоре, здесь эти ультиматумы не имеют силы. И вы все, товарищи присутствующие, похоже, не понимаете, что должны сами о себе докладывать. У меня создается впечатление, что вы забываете, где работаете и какую ответственность несете! Никакого покрывательства быть не должно! Вы что, совсем не чувствуете, к чему приводят эти умалчивания?
Манера председателя говорить – жесткая, без полутонов – идеально соответствовала должности. Костромин ценил это. Многие ценили. Хотя бы потому, что в его тоне никогда не было вопроса – только приказ.
– Мы послушаем, Павел Рефрижераторович, что там у вас за информация и о каких таких ошибках вы хотите нам поведать, но после обеденного перерыва. Вас проводят в отдельное помещение, так как вы находитесь на допросе. Остальные могут идти. Встречаемся через сорок минут.
Два человека в серой форме с нашивками и шевронами охранной организации помогли Костромину найти вход в столовую для участников слушания, там он взял поднос, на который поставил тарелки с остывшим супом и пустой гречкой.
– Я надеюсь, не отравлено хотя бы? – спросил Костромин у повара, глядя на свое скудное меню.
– Нет, на яд нам деньги не выделяют, а на свои мы не закупаем, – горько отшутился повар и протянул приборы.
– Приятного аппетита, – подсел к Костромину старый знакомый – начальник отдела сбора заявок Лева Пробкин.
– Издеваешься? – цокнул языком Павел.
– Элементарная вежливость, – обиделся Пробкин. – Ладно тебе бубнить. У меня дело есть, вернее, вопрос.
– Ну задавай, – сказал Костромин и отправил ложку супа в рот.
– Паш, – Лева сел напротив мастера и попытался заглянуть ему в глаза, но тот не отрывал взгляда от ложки. – Ты правда хочешь про наш отдел рассказать?
– А ты откуда знаешь? – продолжал хлебать холодный суп Костромин.
– Не у тебя одного уши по всему Бюро. Может, не нужно? Ну зачем ты нас за собой тащишь! Вроде мы всегда дружили и выручали друг друга в трудную минуту.
– Что же ты меня на слушании не выручаешь?
– А что я могу? Похвалить тебя? Сказать, что с нашей стороны претензий нет? Это поможет?
– Не знаю. Может, и поможет. Мне начинает казаться, что на меня просто хотят повесить все грехи Бюро, чтобы скрыть собственные неудачи.
Костромин покончил с супом и принялся за гречку.
– Ты же не думаешь, что это кто-то из моих? – Пробкин сделал вид, что обиделся.
– Не думаю, – кивнул Павел. – Но я не собираюсь один за всех отдуваться.
– Согласен, несправедливо. А что там хоть за ошибка? Расскажешь по старой дружбе? Я ведь раньше всегда приходил к тебе по первому зову.
Пробкин давил на все болевые точки, до каких мог дотянуться, и Костромин, разумеется, сдался.
– Приходил. Раньше. Ладно, – Павел бросил на стол папку, в которой хранилось несколько десятков листов. – Изучай, пока я ем. Сам потом скажешь, стоит об этом докладывать начальству или нет.
– И что с того? Мы всегда набирали людей по личной рекомендации наших сотрудников, – заголосил Колов со своего места, когда Костромин закончил выступление. – Вы сами так постоянно делаете!
– Делаем, но я лично проверяю каждого кандидата. И алкоголиков вроде вашего Кораблева я бы ни за что не допустил, будь он хоть трижды декан МГУ или имел бы фамилию Эйнштейн. А раз ответственность лежит на ваших счетоводах, то пусть они и разбираются, почему у клиентов и техников линии судьбы, идущие параллельно, пересекаются. И еще… – тут лицо Костромина приняло зловещее выражение, – если верить источникам, этот ваш Кораблев как раз и делал расчет Матрасову.
– Что еще за источники? Шпионы внутри Бюро? Вы же все слышали?! Они следят за нами! За вами! Эти техники… Они совсем обнаглели. Всюду лезут в обход правил и не стесняются об этом заявлять! – Колов в очередной раз попытался привлечь на свою сторону коллег и истерил до тех пор, пока председатель не нажал на кнопку какого-то пульта и не отключил ему звук.
– Какие же все-таки полезные разработки у нашей лаборатории, – оценил старший судьбонос устройство для блокировки звука, то, как смешно открывается рот у Колова и как забавно он машет руками от негодования и распирающей его злобы. Затем он перевел взгляд на Костромина и жестом приказал объясниться, что тот незамедлительно и сделал.
– Кораблев этот – очень самовлюбленный тип. Он все свои расчеты подписывал собственным именем. Видимо, одержим страхом, что кто-то сопрет его незапатентованные формулы. Так что он сам себя сдал.
Услышав это, Колов громко шлепнул себя по лбу ладонью и рухнул на место. Ему снова включили звук.
– Яс-с-но. Секретарь, прошу инициировать проверку счетного ведомства, по итогу которой мы, скорее всего, назначим следующее слушание, куда пригласим господина Колова, – обратился председатель к писарю, а затем, глотнув воды, снова повернулся к Костромину с вопросом: – Что-то еще хотите добавить, прежде чем мы прервемся на обед?
– Я не хотел… – Костромин осекся и потупил взгляд. Он явно испытывал муки совести и меньше всего на свете мечтал произносить следующие слова, но все же переборол себя. – Я не хотел бы подставлять своих коллег и не привык ябедничать, но… Понимая, к чему все идет, хочу предупредить, что у меня тоже есть что рассказать о Бюро, его партнерах и их внутренних проблемах.
– Шантажист, – прошипел чей-то голос. – Крыса. Иуда.
Оскорбления звучали со всех сторон. Костромин узнал почти все голоса. Он терял друзей и авторитет на глазах, но быть козлом отпущения Павел не собирался. Они не спихнут все на него одного. Только не сегодня.
– Тишина в зале! – скомандовал председатель. – Иначе будете изучать язык глухонемых. У меня тут кнопки, способные обезгласить за раз целый регион. Если вам есть что сказать, Павел Рефрижераторович, то говорите, – в голос председателя вернулся металл. – Нечего кидаться пустыми угрозами, мы не в школьном коридоре, здесь эти ультиматумы не имеют силы. И вы все, товарищи присутствующие, похоже, не понимаете, что должны сами о себе докладывать. У меня создается впечатление, что вы забываете, где работаете и какую ответственность несете! Никакого покрывательства быть не должно! Вы что, совсем не чувствуете, к чему приводят эти умалчивания?
Манера председателя говорить – жесткая, без полутонов – идеально соответствовала должности. Костромин ценил это. Многие ценили. Хотя бы потому, что в его тоне никогда не было вопроса – только приказ.
– Мы послушаем, Павел Рефрижераторович, что там у вас за информация и о каких таких ошибках вы хотите нам поведать, но после обеденного перерыва. Вас проводят в отдельное помещение, так как вы находитесь на допросе. Остальные могут идти. Встречаемся через сорок минут.
Два человека в серой форме с нашивками и шевронами охранной организации помогли Костромину найти вход в столовую для участников слушания, там он взял поднос, на который поставил тарелки с остывшим супом и пустой гречкой.
– Я надеюсь, не отравлено хотя бы? – спросил Костромин у повара, глядя на свое скудное меню.
– Нет, на яд нам деньги не выделяют, а на свои мы не закупаем, – горько отшутился повар и протянул приборы.
– Приятного аппетита, – подсел к Костромину старый знакомый – начальник отдела сбора заявок Лева Пробкин.
– Издеваешься? – цокнул языком Павел.
– Элементарная вежливость, – обиделся Пробкин. – Ладно тебе бубнить. У меня дело есть, вернее, вопрос.
– Ну задавай, – сказал Костромин и отправил ложку супа в рот.
– Паш, – Лева сел напротив мастера и попытался заглянуть ему в глаза, но тот не отрывал взгляда от ложки. – Ты правда хочешь про наш отдел рассказать?
– А ты откуда знаешь? – продолжал хлебать холодный суп Костромин.
– Не у тебя одного уши по всему Бюро. Может, не нужно? Ну зачем ты нас за собой тащишь! Вроде мы всегда дружили и выручали друг друга в трудную минуту.
– Что же ты меня на слушании не выручаешь?
– А что я могу? Похвалить тебя? Сказать, что с нашей стороны претензий нет? Это поможет?
– Не знаю. Может, и поможет. Мне начинает казаться, что на меня просто хотят повесить все грехи Бюро, чтобы скрыть собственные неудачи.
Костромин покончил с супом и принялся за гречку.
– Ты же не думаешь, что это кто-то из моих? – Пробкин сделал вид, что обиделся.
– Не думаю, – кивнул Павел. – Но я не собираюсь один за всех отдуваться.
– Согласен, несправедливо. А что там хоть за ошибка? Расскажешь по старой дружбе? Я ведь раньше всегда приходил к тебе по первому зову.
Пробкин давил на все болевые точки, до каких мог дотянуться, и Костромин, разумеется, сдался.
– Приходил. Раньше. Ладно, – Павел бросил на стол папку, в которой хранилось несколько десятков листов. – Изучай, пока я ем. Сам потом скажешь, стоит об этом докладывать начальству или нет.




